Маньеризм в интерьере: вчера и сегодня

Есть стили, само название которых для современного уха звучит как нечто негативное и нам, продвинутым эстетам, сегодня совершенно не нужное. Таков маньеризм. Мы угадываем в звучании этого слова манерничанье и отсутствие естественной и так дорого ценимой сдержанной простоты.

Но совершенно упускаем из виду, что этот скоротечный стиль был переходом от Высокого Возрождения к барокко, впитавшим черты первого и породившим расцвет второго.

Большая советская энциклопедия характеризует маньеризм так: «manierismo, от maniera – манера, стиль (итальянский), течение в европейском искусстве 16 века, отражающее кризис гуманистической культуры Высокого Возрождения. Основным эстетическим критерием маньеризма становится не следование природе, а субъективная «внутренняя идея» художественного образа, рождающаяся в душе художника.

Используя в качестве стилистических нормативов произведения Микеланджело, Рафаэля и других мастеров Возрождения, маньеристы искажали заложенное в них гармоничное начало, культивируя представления об эфемерности мира и шаткости человеческой судьбы, находящейся во власти иррациональных сил. <…> Ярче всего маньеризм проявился в искусстве Италии…»

В общем, что и говорить, с точки зрения соцреализма не вышел лицом маньеризм, ох как не вышел.

Ушаков выражается сдержаннее: «Стиль в искусстве, основанный на усвоении манеры какого-нибудь большого мастера или определенной художественной школы».

Художественные словари добавляют, что маньеризм «в архитектуре выражает себя в нарушениях ренессансной сбалансированности; использовании архитектонически не мотивированных, вызывающих у зрителя ощущение беспокойства структурных решений, элементов гротеска».

Гротеск в данном случае не причудливое, комичное и ужасное смешение и доведение до предела сочетания реального и фантастического, а следование образцам настенной росписи, найденным при раскопках античного Рима (гротескам, то есть произведениям искусства, найденным в гротах). Предположительно, первые гротески были найдены в разрушенном, а затем по возможности исследованном «Золотом доме Нерона».

Если попытаться рассмотреть интерьерный стиль маньеризм не в его историко-культурно-экономической целостности, а раскладывая его на элементы, из которых он состоит, можно понять, например, подойдет ли он для нашего интерьера. И если подойдет, то чем.

Итак, первое, что обращает на себя наше внимание, – это использование в интерьере (светском, а не храмовом) росписи. Притом не только картин (фресок), написанных прямо на стенах помещений, но и орнаментов. Мало того, маньеристы в экстазе украшательства выписывали на потолках и стенах псевдолепнину, на взгляд неотличимую от настоящей, псевдобарельефы и даже псевдостатуи.

Это отнюдь не было продиктовано экономией. Для людей, заказывавших украшение своих дворцов, ничего не стоило прикупить пару-другую работ знаменитых современных им скульпторов или резчиков по камню. Просто это было модно. По тем временам недолго, всего каких-то двадцать пять лет. Но за эти годы многие римские дворцы приобрели вид дорогих шкатулок, где почти все было обманным.

Вслед за нарисованной лепниной появились стены из написанного крупными мазками разноцветного мрамора. А на этих стенах открылись нарисованные окна и притаились не менее ложные двери и портьеры, настолько натурально исполненные, что, только прикасаясь к ним, понимаешь: все обман.

То, что потом стало помпезным и театральным стилем барокко, начиналось как шутка и театральный эффект, фокус. Там, где живописцы-маньеристы искали новых пропорций и выразительности линий для передачи грациозности, уравновешенности и утонченности, их коллеги, украшающие интерьеры знаменитых итальянских домов, шлифовали мастерство имитации, не очень заботясь о стилистическом единстве и простоте гармонии. Их не смущала эклектичность и некоторая перегруженность деталями. Основная цель звучала так: чтоб было красиво, пышно и интересно.

Возможно, предпочтение нарисованного и было данью этому «интересно». Ведь нарисованные цветы не только никогда не завянут, к ним потянется носом какой-нибудь кавалер – и то-то будет смеху, когда он почувствует запах краски, а еще лучше, уткнется в стену. Или дама, пытающаяся спрятаться в ложную нишу – поистине прекрасное зрелище для эстетически развитых натур.

Конечно же, до таких казусов вряд ли часто доходило, но вообразить подобное было вполне возможно.

«Ненастоящая» жизнь процветала и в настенной живописи. В ней утвердились аллегории, не описывающие, а намекающие или рассказывающие богатым языком иносказаний. Содержание и форма начинают расходиться.

Естественно, внутренние помещения вовсю заполняют орнаменты. И откровенно нарисованные, и имитирующие резьбу и лепные украшения. Орнаменты просто царят, так как выразительность линий становится почти самоцелью. Мир распадается на цветовые пятна, штрихи и мазки, складывающиеся в новые формы.

В отделке интерьеров вовсю играют перспективой, выдуманными источниками света и неожиданными, не всегда настоящими плоскостями и объемами. Красота и выразительность деталей становится куда важнее, чем единство целого.

Казалось бы, такие дома должны были раздражать и тревожить живущих в них. Но нет. Они радовали, удивляли и вполне удовлетворяли потребности владельцев. Даже непродуманность планировок зданий ничуть не смущала.

И нам, живущим в эпоху эклектики и постмодернизма, легко понять и радость, и удовлетворение от маньеризма. Как бы ни вбивали в нас любовь к минимализму и аскетичности, понятие уюта все равно ассоциируется у большинства людей с обилием деталей, каждая из которых мила сердцу.

Приезжая из путешествий, мы населяем наш мир странными, не всегда подходящими к убранству нашей квартиры сувенирами и поделками. И если поначалу они частенько дисгармонируют с окружающим, то по прошествии некоторого времени прекрасно ассимилируются в интерьере.

А присущее маньеризму отсутствие определенных принципов организации формы (будь то скульптура или внутренность дома) заменяется нами обильным цитированием, в том числе и интерьерным. И чем, по сути, отличается электрический псевдокамин от своего древнего собрата – нарисованного в каморке папы Карло очага? А тот, в свою очередь, от ненастоящего окна, в которое так и тянет выглянуть, написанного на стене римского дворца XVI века?