Киев американизируется

«Киев меняется независимо от нашего к этому отношения, — подчеркивает доктор архитектуры Генрих Фильваров, возглавляющий Институт урбанистики. — Мы можем быть недовольны происходящими переменами, но не можем сказать Киеву: «Стоп! Не меняйся!»

Город, как всякий живой организм, должен развиваться, и он всегда — продукт эпохи, продукт экономики, идеологии. Или — отсутствия идеологии. И каждому поколению жителей на склоне лет предстоит удивиться тому, как изменился их родной город».

 — Нынешнее старшее поколение киевлян, Генрих Иосифович, в самом деле, ощущает Киев уже не своим, не нашим...

— Потому что живет в непривычной для себя среде. Это не их время, не их культура и в какой-то степени даже не их страна. Сознавать это, конечно, грустно, но не стоит усматривать в этом драму, а тем более — трагедию. Все идет своим чередом. И у каждого времени был, есть и будет свой Киев.

— Вы помните Киев довоенный — тихий, неторопливый, утопающий в зелени...

— С провинциальным двухэтажным Крещатиком и брусчаткой на мостовой? Помню. Но разве мы хотели бы, чтобы город навсегда остался таким, каким был до войны?

Конечно, исторически сложившаяся городская среда представляла для нас определенную ценность, но мы были готовы променять ее на комфорт, хотя бы относительный. Мы мечтали выбраться из бараков и коммуналок, поэтому строительство типовых домов-близнецов нисколько нас не раздражало. Наоборот — радовало.

— А как оценивают нынешнюю застройку Киева специалисты градостроения?

— Архитектура сегодня у нас, как и во всем мире, — товар на рынке. Но за рубежом есть культура доверия к архитектору и его вкусу, а у нас ее заменяет диктат заказчика. Ему нравится то, что выглядит богато и при этом стоит дешево.

Так что архитектор сейчас — вроде портного, вынужденного исполнять прихоти капризного и самоуверенного клиента. Между тем от сомнительных творений архитекторов так просто не избавишься. Они воздействуют на человека в течение длительного времени, причем в разные периоды по-разному.

Иногда оценка тех или иных сооружений меняется со временем на прямо противоположную — от полного неприятия до восторга. Так было, например, с Эйфелевой башней в Париже. Впрочем, это касается лишь творений, являющих собой новое слово в технике строительства и видении пространства.

— Однако небоскребов Киеву не избежать?

— Европейская классификация признает небоскребами лишь сооружения выше 60 этажей. А вообще дома в стиле хай-тек строят сегодня все крупные города, даже Лондон при всем своем пресловутом консерватизме. Строит и Киев. К этому трудно иметь претензии. А вот недостаточно интересная архитектура новой застройки все-таки огорчает.

— Ощущается ли в застройке нашей столицы некая идея? Скажем, национальная.

— Киеву долгие годы мешала постоянная оглядка на Москву. В советские времена у нас рассуждали просто: «Ах, вы так? Тогда и мы тоже так». Потом позиция местных властей диаметрально изменилась: «Ах, вы так? Тогда мы наоборот». Сейчас государственной или национальной идеи застройки города пока нет.

Впрочем, и у других больших городов идея появилась потом, позднее. Лондон, например, постепенно сформировался как центр мирового финансового могущества, Париж — как центр мировой культуры и искусства, Нью-Йорк — как центр политического могущества, опирающегося на экономику.

Москва же в течение нескольких десятилетий мнила себя центром будущего коммунистического мироустройства. Замыслу этому, правда, не суждено было осуществиться, однако нынешние строители Москвы мыслят и действуют смело, масштабно, с размахом, дальним прицелом и убежденностью в высокой миссии своего города.

— Какой этап архитектурной биографии Киева кажется вам наиболее революционным?

— Модерн начала ХХ века. Он наиболее ярко воплотился в семи- и восьмиэтажных зданиях, которые тогда казались высотными, поскольку значительно превышали классическую двух- и трехэтажную застройку.

Тогдашний модерн осваивал новый материал — бетон, изобретал новый ритм окон и дверей, расширял проемы, порождал новые концепции декора. Но в целом тогдашний киевский модерн мало отличался от французского или австрийского и отражал общеевропейские тенденции. Поэтому наш Ярославов Вал местами напоминает Вену или, скажем, Будапешт.

— Каким видится вам Киев лет через тридцать?

— Многоэтажным, но без небоскребов — они плохо сочетаются с присущим Киеву холмистым рельефом. А еще — эклектичным, как все города, развивающиеся на протяжении столетий и тысячелетий. Мне эта пестрота видится привлекательной, ведь в ней отражаются разные эпохи, вкусы, образные решения. А вообще сейчас в застройке города очень заметна американизация.

— И чем же она себя проявляет?

— Прежде всего — чрезвычайно интенсивным использованием ресурсов городского развития. Главный из этих ресурсов — земля. Именно она стала основным объектом притязаний и связанных с этим конфликтов. Именно она формирует сегодня всю систему общественных отношений в городе.

Да и размах высотного строительства тоже — одно из проявлений американизации. Он связан не только с дороговизной земли, но и со стремлением определенных слоев общества самоутвердиться, продемонстрировать свою силу, могущество, влиятельность. Когда-то именно такие мотивы породили Манхэттен: первым среди магнатов признавали того, кто выше всех возносил свои постройки.

В Америке, кстати, президенты компаний и корпораций всегда размещают свои кабинеты на самых верхних этажах, поближе к небу или к Богу. А каждый из клерков во сне и наяву мечтает перебраться на этаж повыше. Эти обычаи быстро прививаются и у нас.

— А есть ли у Киева шанс остаться одним из самых зеленых городов мира?

— Эта ценнейшая особенность киевского ландшафта, увы, постепенно утрачивается. Зеленые массивы быстро сокращаются, и это закономерно, ведь их функция, сильная с точки зрения эстетики и экологии, экономически очень слаба. Озеленение — это затратная функция, и ее вытесняют более доходные.

Мы теряем зеленые территории, застраивая их, но потери могут быть возмещены благоустройством, созданием высококачественных локальных зон нового озеленения. Сегодня жители многих домов самоотверженно, едва ли не кулаками, оберегают от застройки участок зеленой территории, расположенный по соседству. Но много ли пользы им от этого участка, если он не ухожен, не окультурен, а, наоборот, превращен в свалку?

Для отдыха он все равно не пригоден и потому неэффективен. Активно, а нередко и агрессивно протестуя против строительства нового дома, жильцы-соседи вовсе не собираются окультуривать этот участок, ведь они не обязаны этого делать. Между тем строители нового дома обязаны сдать вместе с домом зону локального озеленения.

— Так вы — не противник застройки зеленых зон?

— Добрая половина киевских домов стоит на бывших зеленых зонах. А я лично — сторонник застройки в первую очередь территорий пустых или занятых складами, гаражами, другими ветхими сооружениями.

— Но как избежать нездоровых страстей, конфликтов, политических спекуляций при их продаже. Некоторые предлагают вообще запретить продажу городской земли под застройку.

— Это нонсенс. Вето стоит наложить только на участки особой исторической значимости и градостроительной ценности. А пустыри давно пора осваивать, и их надо продавать. Правда, если использовать исключительно принцип «кто больше заплатит» и проводить на каждый участок аукцион, землю неминуемо захватят крупные монополисты, они не будут считаться с интересами города и горожан.

Гораздо разумнее, на мой взгляд, выносить на аукцион только территории, имеющие важное градостроительное значение. А мелкие делянки площадью в несколько соток продавать просто по заявкам лиц и организаций, готовых строить на этой земле нужные городу объекты — гостиницы, больницы, стадионы. При этом можно отдавать предпочтение самым интересным для города заявкам и строго контролировать их реализацию.

— Какая из городских проблем, на ваш взгляд, самая трудная?

— Транспортная. Каждый большой город решает ее по-своему. Лондон, например, бесконечно разветвляет метро, и граждане уже отказались от намерения ежедневно садиться за руль своих автомобилей. Мадрид, чтобы уберечь от искажения свой древний облик, опустил транспортные развязки под землю. Этот проект потребовал огромных средств, зато проблему решили с учетом перспективы роста.

— А что мешает Киеву действовать подобным образом?

— Отсутствие привычки мыслить масштабно.

— Есть ли у вас любимые с архитектурной точки зрения города?

— Когда-то я с первого взгляда влюбился в Нью-Йорк. Но для жизни выбрал бы, наверное, Лондон. Его жители обожают свой город, ухаживают за каждым деревцем и кустиком, превращают в клумбу каждый квадратный метр придомовой территории. Да и вообще лондонцы поразительно культурны в быту, и это восхищает не меньше, чем изысканная архитектура.

— Ваш восторг перед Лондоном вызывает у меня, киевлянки, ревнивое чувство.

— Напрасно. Лондон и Киев для меня — как две женщины-красавицы, каждая из которых хороша по-своему. Выбрать лучшую из них невозможно...